Илья Горячев, Русский доброволец

«Ради Христа, объясните мне, Сергей Иванович, куда едут все эти добровольцы, с кем они воюют? — спросил старый князь... — С турками, — спокойно улыбаясь, отвечал Сергей Иванович... — Но кто же объявил войну туркам? Иван Иваныч Рагозов и графиня Лидия Ивановна с мадам Шталь? — Никто не объявлял войны, а люди сочувствуют страданиям ближних и желают помочь им, — сказал Сергей Иванович».
Л.Н. Толстой, «Анна Каренина»

За что наши парни сегодня проливают кровь под Донецком? Что заставило их бросить мирную жизнь, семьи и отправиться туда, где свистят пули? Наверняка, каждый из нас в последние месяцы задавался этим вопросом. Откуда вообще взялся этот феномен — русское добровольчество? Что заставило наших соотечественников в XIX веке ехать на Балканы, биться за свободу южных славян, а потом в Африку, на край света, чтобы помочь бурам отстоять независимость Трансвааля и Оранжевой?

Каждый из них по-своему отвечает на этот вопрос, одна из книг о балканских войнах 90-х гг. русского добровольца в Боснии так и называется — «Откуда у русского парня сербская грусть?». Я много общался с нашими добровольцами, прошедшими Абхазию, Южную Осетию, Приднестровье, Боснию, Косово еще с начала 2000-х (о своей мотивации, зародившейся во время бомбардировок Югославии в 1999 году, я уже неоднократно писал), в итоге и тему кандидатской диссертации мой научный руководитель д.и.н. Елена Гуськова определила мне следующую: «Феномен русского добровольчества в войнах на постсоветском пространстве в 90-е гг. ХХ века». Работа по сути полужурналистская — мои интервью с добровольцами, их записки, воспоминания. Материала собрано уже достаточно, осталось его систематизировать, осмыслить, сделать выводы — эта часть работы ждет меня после освобождения. Кстати, и один из моих адвокатов — Марк Захарович Фейгин — с оружием в руках защищал молодую Республику Сербскую от усташей и моджахедов. Интервью с ним мы договорились также сделать после дня «Х».

Что общего у всех этих порою очень разных людей? Христианская жертвенность, стремление «живот свой положить за други своя», ощущение миссии собственного народа, которое выражается в непреодолимом желании бороться за истину, свободу, справедливость в любой точке света. Одним словом, Русское мессианство. Кстати, очень хорошо психотип добровольца описал во множестве своих произведений «пес войны» и «дикий гусь», а по совместительству британский писатель Фредерик Форсайт, конечно же, без поправки на русскую жертвенность — мотивация западных пассионариев куда более рациональна.

Трагедия нашего добровольчества в том, что они востребованы в редкие бурные, ключевые моменты истории, а в длительные периоды спокойствия все они «на карандаше» как фактор потенциальной нестабильности. Но именно они, пассионарии — двигатели истории и совесть народа. Напомню слова Антона Ивановича Деникина о русском добровольчестве, юношестве, которое вышло в, казалось бы, абсолютно обреченный Ледяной поход и тем самым спасло честь нашего народа, показав, что далеко не все покорились безбожным большевикам.

«Пока есть жизнь, пока есть силы, не всё потеряно. Увидят „светоч“ слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе — те, кто пока ещё не проснулись... По привольным степям Дона и Кубани ходила Добровольческая армия — малая числом, оборванная, затравленная, окружённая — как символ гонимой России и русской государственности» (Антон Иванович Деникин, «Очерки русской смуты»).

Но судьба пассионария часто складывается печально. Последний пример я наблюдал 6 мая во время поездки на продление в Мосгорсуд. С «Бутырки», из «Кошкиного дома», едет перебинтованный человек с бородкой и потухшим взглядом. В автозаке его называют «дед» — он отзывается. Уже в суде оказалось, что его зовут Виталий Кудрявцев, 1970 г.р. Оказались с ним в одном боксе. Узнал меня — «Лицо твое мне очень знакомо» — и начал рассказ о себе, больше похожий на исповедь, без каких-либо вопросов с моей стороны: «В 1992 году был в Приднестровье, защищал Бендеры от румынской агрессии, в октябре 1993 года защищал Белый дом. Во время президентских выборов 1996 года охранял семью Зюганова, вообще всегда был с левого фланга патриотического фронта. Потом жизнь как-то под откос покатилась, начал спиваться, с людьми потерялся. 20 ноября 2013 года в меня как бес вселился — выпивали вместе, взял ножик перочинный и двоих с первого удара в сердце насмерть. Третьего с тяжелыми ранениями в больницу увезли. 20 апреля, на Пасху, на „Матроске“ голос в голове услышал, который приказал мне убить дьявола в себе, взял заточку в руки и вот (показывает страшные швы на животе). Отвезли в „Кошкин дом“, колют галоперидолом и одновременно судят».

А потом спрашивает, а что на юго-востоке Украины делается — «Как там наши?». Говорит, в прошлой жизни хорошо знал нынешнего премьер-министра ДНР. «Эх, если б не спился, сейчас бы там был, под Донецком». Такая вот встреча. Поминаю его в своих молитвах, Господь милостив, может спасет и его бессмертную душу.

Илья Горячев, СИЗО «Бутырка»