Познер: Россия — великая европейская страна

Журналист и телеведущий Владимир Познер провел творческий вечер в ККТ «Космос» в Екатеринбурге. За два часа беседы Познер успел рассказать, в чем он видит основную проблему власти в России, почему молодые люди начинают восхищаться Сталиным и что нужно делать, чтобы в России появились честные выборы.

Znak.com приводит основные выдержки из диалога Познера с залом в Екатеринбурге.

 

Про патриотизм

 

Недавно был в Северодвинске. Там делают наши замечательные подлодки, завод длиной пять километров. Когда начали завод строить, там было болото, там не то что строить — там жить невозможно. И построили — правда, рабским трудом, это делали зэки. Но построили феноменальный завод, выпускают потрясающие лодки. Потрясающие. И меня спрашивают: ну, вы гордитесь тем что у нас такая промышленность? Я говорю: я восхищаюсь, но вы видели, как люди живут — в каких домах, в каких условиях? Как это может быть — чтобы люди, совершившие подвиг, жили в таких условиях? Где признание? Я не могу этим гордиться, и я не понимаю, почему люди с этим мирятся. Но люди любят свою страну. Это же и есть патриотизм. Сейчас много говорят о патриотическом воспитании. Но что такое патриотизм — размахивать флагами, кричать «ура» или что? Может быть, настоящий патриот — это тот, кто говорит: это не так, и с этим надо что-то делать.

 

Про проблему власти в России

 

Проблема в том, что страной правят люди из другого общества — это советские люди. Они были пионерами, комсомольцами, очень часто — членами партии. Они сформированы другим обществом, а общество изменилось. Но люди-то все те же, и им очень трудно управлять. Мы все попали в эту ситуацию, и я думаю, что очень многие наши проблемы связаны именно с этим. Поэтому я очень надеюсь на тех, кто позже появился на свет, кто по-другому воспитан, у кого другие взгляды.

 

Про будущее России

 

Я считаю, что Россия — великая европейская страна, и ее, конечно, ждет соответствующее будущее. Эта страна трагическая, с тяжелой историей, и удивительно что она выдержала то, что выдержала. Во время войны, когда мы жили в оккупированной Франции, мой папа был в Сопротивлении: он продавал пирожки в эсэсовских гарнизонах и подслушивал, что они там говорят, он хорошо знал немецкий. Однажды перед гарнизоном один эсэсовец спросил его, что он тут делает, папа ответил: «Нихт ферштейн», и тот его прогнал. Позже, когда мы жили в Америке, папа увидел его в самолете — оказалось, что он был агентом британской разведки. Они разговорились, и тот сказал: «Вы, русские, умеете преодолевать трудности как никто. Никто в мире так не умеет. Но, к счастью для нас, так, как вы умеете создавать себе трудности, тоже никто не умеет». Я не сомневаюсь в величии России. Может, я этого уже не увижу — такое не происходит быстро. Но я убежден в том, что Россия будет демократической европейской страной. Я в этом не сомневаюсь. Страна, которая имеет то наследие, которое имеет, другой быть не может».

 

Про препятствия, которые стране нужно преодолеть

 

Это настолько теоретический вопрос, что я не знаю, как на него ответить. Вы, наверное, сами видите проблемы, с которыми сталкиваетесь. Например, с собственной пассивностью. Часто все говорят: надо что-то делать. А кто будет это делать? А надо делать простые вещи — грубо говоря, не писать в лифте. Надо менять отношение к себе, к стране, к городу, к улице. В Москве, например, сделали большую реконструкцию, сделали там спуски для колясок, для инвалидов. Сколько надо было для этого лет? А что, это очень трудная вещь? Я не говорю уже об остальном. Речь идет о том, чтобы изменить отношение к себе. И себя, может быть, полюбить. Я удивляюсь, когда мне говорят: «Я отдыхал в таком классном месте, и там не было ни одного русского!» Французу такое и в голову не придет. Попробуйте себя полюбить.

 

Про ностальгию по Сталину

 

Понимаете, я знаю, кто это был. Я жил в это время, и я знаю, что было в России, что такое ГУЛАГ. Конечно то, что мы так и не смогли признать это все открыто — это плохо. Другое дело, что когда был Сталин, у многих было впечатление, что Советский Союз был могущественной страной. Говорили: когда Советский Союз чихает, весь мир простужается. И эти воспоминания о былом величии — они и есть ностальгия. Как и у всякой империи: это было в британской империи, во французской, это можно понять. Другое дело, что, к моему большому сожалению, не объясняют, что на самом деле было. Лично я слишком много знаю людей, которые сидели по десять, двадцать лет, уже не говоря об убитых. Поэтому тема меня волнует. И при всякой возможности я это вспоминаю, потому что есть тенденция не вспоминать.

 

Как с этим бороться? Надо спрашивать людей: а что их конкретно восхищает? Выиграли войну — правда. Но какой ценой? 27 млн людей погибших, когда немцы потеряли десять, воюя на два фронта. Когда Сталин запретил поднимать в воздух самолеты, из-за чего наша авиация была уничтожена на аэродромах; когда люди шли в бой под Москвой с палками, вместо винтовок. Об этом надо говорить. Но чтобы говорить, надо знать. Хотя тенденцию [увеличения числа ностальгирующих] преувеличивать не надо.

 

Про отношение американцев к России

 

Что касается отношения к нам — в Америке оно очень плохое. Очень. Да и у нас к американцам не то чтобы очень хорошее — в отличие от советского времени. Тогда мы критиковали американское правительство, Белый дом, Уолл Стрит, к самим американцам отношение было хорошее. Сейчас не так. Сейчас мы американцев не любим, и они нас не любят. И в этом нет ничего хорошего.

 

Про самоцензуру в журналистике

 

Внутренняя цензура журналиста есть, и она выражается в следующем: лучше не буду говорить это, а то вдруг меня за это уволят, вдруг будут неприятности. Хотя надо бы, но не буду. Но журналист определенно не имеет права скрывать информацию. Не имеет права, он обязан ее сообщать, какая бы она ни была — это его долг. И когда он ее не сообщает — он в этот момент перестает быть журналистом. Это надо иметь в виду.

 

Про веру в честные выборы в России

 

Это вопрос не веры, это же не религия, чтобы верить. Честные выборы в России несомненно будут, когда сами люди добьются этого. Мы все время ждем, что кто-то сверху нам это сделает. Ну вот так, пускай они решат. Ведь когда отменили выборы губернатора, многие говорили — вот и хорошо. Я считаю, что надо протестовать. Естественно, скажут, что я призываю к экстремизму. Пускай говорят. Но некоторые подвижки все же есть — в том числе в Москве. Надо работать, нельзя просто ждать, что кто-то решит. Так не бывает.

 

Недавно были выборы в Госдуму. Я уверен, что большинство не ходило — явка была 48%. Говорят, что выбора нет, но ведь участвовало много партий, в том числе и тех, которых в думе не было. Смеха ради представим, что 52%, которые не голосовали, проголосовали бы за другую партию — и была бы другая партия в думе и, наверное, другая страна. Это гражданский долг — голосовать. Но почему-то вот — нет. А после этого жалуются — нам не нравится наша Госдума. А мы же ничего не сделали, чтобы она понравилась. Тогда чего жаловаться? То есть ощущения того, что я гражданин и это моя страна, я за нее отвечаю — этого ощущения нет. И с этим надо что-то делать.

 

Про светлое будущее

 

Никаких «светлых будущих». Это смешно. Просто происходит развитие. Когда уйдут эти люди, которым сейчас 60 лет, 50 лет, 40 лет — а они уйдут обязательно, — на их место придете вы. А дальше уже будет так, как вы сделаете.

 

Как понять, что СМИ врут

 

Единственный способ — сравнивать. Это требует усилий, не все хотят это делать. Но у нас ведь есть возможность все это делать, сейчас все можно смотреть. Есть событие, которое нас интересует — посмотрите, кто что пишет, сделайте выводы. Не ждите, что кто-то их сделает за вас. Все требует усилия. К сожалению — или не к сожалению, практически ничто не происходит само собой.

 

Про терпимость

 

Меня в нашем обществе беспокоит отсутствие терпимости. Мы же очень нетерпимы к тем, кто не такие, как мы. Скажем гомосексуализм — ну кому какое дело? Два взрослых человека желают жить так — ну и что? И хотят они устроить парад — и что, какая разница? Пускай устраивают. Но их готовы убить.

 

Про возрастной ценз в политике

 

Вы знаете, 35 лет [возрастной ценз для кандидатов в президенты] — это очень молодой человек для такого дела. Во всем мире такие должности выборные занимают все же люди за 30 лет — нужно набраться опыта, понимать, что к чему. Знать свою страну, знать, что волнует людей, и не надо быть категоричным. А молодежь все же очень категоричная. Если вам очень хочется — потерпите.

 

Про влияние на власть

 

Я никогда не стремился к власти: я власть не люблю и не люблю тех, которые любят власть. Они либо любят власть, потому что она — власть, либо потому что им кажется, что они знают, как жить. Я это говорил [Алексею] Навальному — что мне не понравится так жить [как он предлагает]. Он говорит: «Нет, вам понравится». Но я не могу. Не дай бог мне быть президентом, отвечать за страну.